Интервью с известным российским альпинистом Антоном Кашевником (Санкт-Петербург).

— Антон, как вы пришли в альпинизм?

— Я альпинист в третьем поколении. Все началось с моих дедушки и бабушки по отцу. Альпинизмом занимались они, альпинизмом занимались мои родители, и я начал ходить в горы в 2010 году. Мне тогда было 22 года.

— Что, по-вашему, происходит сегодня с альпинизмом на постсоветском пространстве?

— Общая тенденция такая: до 2-го разряда доходят 5-20 % людей, которые начинают заниматься. А чтобы расти и ходить на серьезные восхождения, нужно посвятить этому большую часть жизни. Люди остаются в разряде любителей гор, могут раз в год или в несколько лет походить по маршрутам 2-й–3-й категорий сложности (к. с.) либо завязывают с горами. До восхождений 5-й к. с. доходят меньше 5 %. Найти в одном клубе большое количество людей, объединенных спортивной идеей, довольно сложно. Но так было и в Союзе. Наверно, региональная федерация альпинизма должна объединять спортсменов среднего уровня, чтобы делать из них альпинистов высокого класса.

— Чем, по-вашему, современный альпинизм отличается от альпинизма советских времен?

— Как я знаю из книг и общения с дедом, в советское время всегда были команды. Либо они были на почве добровольных спортивных обществ (ДСО), либо объединялись по регионам. И, поскольку альпинизм был массовым спортом, то большое количество людей выкристаллизовывалось до уровня высоких достижений и могли формироваться в команды. Сейчас количество занимающихся альпинизмом на несколько порядков ниже. На мой взгляд, альпинизм сегодня делают личности. В спортивных коллективах должны готовиться люди до 2-го и 1-го разряда, а дальше, поскольку их остается немного, из нескольких коллективов следует образовывать команды, по возможности при участии региональной федерации, объединяющей все клубы, совместно заниматься и выезжать в горы, в идеале с частичным или полным финансированием спортивных поездок.

Так или иначе довольно узок круг людей, которые могут совершать серьезные восхождения, собравшись под конкретную цель. По-моему, сейчас практически нет больших экспедиций в серьезные горы. До недавнего времени была сборная команда России под руководством Виктора Козлова, которая объединяла высотников, как правило, советского периода выпуска. Последним объектом, который они пытались пройти, была К2 зимой 2011/2012. В команду приглашали и питерских ребят Николая Тотмянинова и Валерия Шамало. Они не взошли из-за гибели Виталия Горелика из Екатеринбурга.

Позже была организована подобная экспедиция, но совсем не тех масштабов, как сделал Козлов. Там были более молодые высотники и тоже не взошли. Зимой 2019/2020 года на К2 сходили местные шерпы и цель была достигнута. Пока о таких масштабных высотных экспедициях россиян я больше не слышал. Объекты при желании найти можно.

— Что вас связывает с «Дугобой»?

— Впервые приехал сюда в 2015 году по приглашению Алексея Тюлюпо. Мы с ним ходили здесь порядка двух месяцев. Занимались описанием и актуализацией информации по маршрутам, фотографированием и др. Довольно много описаний маршрутов советского периода устарели. Кроме того, ходили что-то новое. В 2019 году приезжали с Лешей Тюлюпо под конкретное мероприятие, то что не удалось сходить в 2015, — первопроход на массив Саук-Джайляу. В этот раз на майские праздники должны были приехать ребята-клиенты из Москвы, но «отвалились» в последний момент. Здесь проходят сборы Юрия Ермачека, руководителя Уральского высокогорного клуба «Горец», и Юра пригласил меня поработать с его участниками.

— Я видела 6-минутный клип о вашем с Тюлюпо первопрохождении на Саук-Джайляу. Это невероятно!  Расскажите о нем подробнее.

— Саук-Джайляу — это корона с ледником, до которой можно дойти за 3-5 дней. Восхождение примерно 6-й к. с. Выброска тоже занимает около 5 дней.

В 2015 году мы с Лешей Тюлюпо попробовали: полезли и развернулись, не были готовы по совокупности факторов. Мы надеялись подняться за день или за сутки, но выпал снег и пришлось не лезть наверх, а тропить снег. Одного-двух дней на восхождение не хватило бы, пришлось бы идти впроголодь. В 2019 году Леха пригласил меня реализовать идею 2015 года и сходить на Саук-Джайляу. Я, конечно, согласился. Мы приехали в августе, расходились здесь же, в Дугобе, а восхождение совершили в сентябре. Я приехал с Варварой, моей будущей женой.

Во многих делах для новичков или непосвященных то, что делают люди, достигшие высокого уровня, действительно смотрится сложно. В принципе все, что вас так поразило в клипе о Саук-Джайляу, состоит из навыков, доведённых до автоматизма: организация страховки, передвижение по тому или иному рельефу, умение работать в команде, если это работа в двойке — понимание напарника без слов, схоженность. Иногда это вырабатывается годами, иногда, как у меня с Лешей, получается буквально сразу.

В первую совместную поездку в горы мы два месяца ходили с ним маршруты разных категорий сложности: от «единичек» и «двоек» до «пятерок» и попытки на «шестерку» на Саук-Джайляу. Оба на тот момент были уже альпинистами достаточно высокого уровня. У музыкантов есть термин «джем сейшн», обозначающий музыкальное действие, когда они собираются и играют без особых приготовлений. Примерно так получается и в альпинизме, когда сходишься с напарником характером и технической базой.

Какие-то отдельные элементы в сложном восхождении могут быть для восходителя трудными. Но если ты понимаешь, что внизу находится грамотный страхующий, станция собрана им либо тобой самим правильно, то, чуть чаще страхуясь, можешь оценить опасность или безопасность рельефа и даже условно рассчитывать на срыв, понимая, что ни к чему страшному он не приведет. Плюс важен общий настрой на восхождение.

— Какое восхождение для вас самое запоминающееся?

—Трудно выделить что-то одно из десятков. Мне нравится процесс. Но одним из знаковых для меня восхождений был как раз Саук-Джайляу, потому что оно не получилось сразу (первая попытка была в 2015 году), нужно было дождаться напарника. У меня была возможность через год-два приехать в этот район, но я понимал, что с этой горой меня связывает конкретный друг. То есть восхождение — это не просто достижение вершины. Все вкупе было круто. Более того, у меня в тот момент очень сильно менялась жизнь, потому что буквально за неделю до поездки с Варварой в Дугобу мы узнали, что у нас будет ребенок.

— Что самое худшее у вас связано с горами?

— Моего отца не стало, когда мне было 7 лет, а сестре 6. Он погиб в горах. Это произошло на чемпионате России в Безенги. Для мамы и бабушки с дедушкой, которые занимались альпинизмом, это было очень большое потрясение, а для нас с сестрой, наверно, одно из сильнейших в жизни. Отцу было 34 года. Отношение к горам у меня и у моей семьи до определенного времени сформировалось отрицательное.

Однако в какой-то момент я понял, что близко подошел к тому, чтобы тоже пойти в горы. Пробовал пообщаться с мамой и дедушкой, чтобы узнать как они отнесутся к моему занятию альпинизмом, но они были еще к этому не готовы. Решил отложить свою затею на год, чтобы подготовить их и технически подготовиться самому, а также понять, действительно ли это так важно для меня.

На моих восхождениях несколько раз случалось, что опасность ходила перед носом. На второй год занятий альпинизмом я пошел на восхождение с друзьями моего отца Сергеем Хаджимовым и Алексеем Льющенко. Это они в Безенги спускались за погибшей связкой Кашевник — Маринин и обнаружили их. Мы пошли с ними по маршруту 5Б к. с., и Сергею ночью прилетел камень в голову. Несмотря на сильный удар, он остался жив. В годовщину гибели отца 9 августа мы весь день с Алексеем спускали пострадавшего. Перед восхождением я звонил дедушке и сказал, с кем иду, он ответил: «Я за тебя не переживаю, ты в надежных руках».

— Испытываете ли вы страх в горах?

— Не испытывать страх — неправильно. Если кто-то говорит, что не испытывает страх и ищет опасность, это ненадежный человек. В горах стараешься сделать так, чтобы вероятность травм была минимальной у тебя и твоей группы. Либо сделать так, чтобы тот, кто сейчас работает на маршруте, понимал последствия своих действий.

Страх есть тогда, когда понимаешь, что что-то идет не так. Если я иду кем-то хоженый маршрут, настраиваю себя так: поскольку он кем-то пройден ранее, скорее всего это можно повторить. Нужно подумать, как обеспечить безопасность.

Я считаю, что самое честное, чистое и спортивное направление в альпинизме — это первопроход, когда ты подошел к объекту, наметил маршрут и пролез его, не зная, можно ли это сделать. Стараюсь делать 1-2 первопрохода в год. В случае с первопроходами смотришь непосредственно по ситуации, как и что происходит. Совершенно нормально развернуться и не залезть. Не только потому, что это выше твоих сил, а потому, что чувствуешь: что-то идет не так. Страх — это хорошая подсказка, что делать, чтобы выжить, вернуться и попытаться еще раз.

Не всегда это можно назвать страхом. Иногда это комплекс факторов, который можно описать: тут технически неправильно, нельзя или стремно. Здесь работает совокупность опыта пройденных маршрутов и знаний, как это должно быть, и твоих чувств, к которым можно отнести и страх.

— Расскажите о своих восхождениях в «высоких» горах.

— В 2013 году попробовал высоту — сходил на Ленина (7 134). В 2016 поднялся на все 7-тысячники бывшего Союза, кроме Победы: пик Ленина, пик Коммунизма, или Исмоила Сомони (7 495), пик Корженевской (7 105) и Хан-Тенгри (7 010).

— В каких горах бывали за пределами бывшего Союза?

— В 2017 году принимал участие в двух экспедициях в Пакистане с разными командами. Первая ставила целью восхождение-первопроход на Большую башню Транго (6 286), вторая — на Латок 1 (7 145), одну из непройденных на тот момент серьезных гор. Экспедиция на Транго осуществлена с Иваном Темеревым и Егором Суздальцевым. Северный гребень Латок 1 пытались пройти, по официальным данным, более 30 экспедиций. Мы с Валерием Шамало и Александром Гуковым тоже попытались и дошли до отметки 6 600 метров, но поняли, что не залезем: у нас приключилось много всего, включая холодную ночевку на льду, обморожения и, как выяснилось по прибытии в Санкт-Петербург, пневмонию у Валеры, нашего руководителя.

С таким диагнозом люди живут на высоте несколько часов или суток. В нашем случае человеку удалось остаться в живых и спуститься вниз. Обморожения получили все участники, но Валере досталось больше всех. Нас прямо с самолета отправили в НИИ Скорой помощи им. Джанелидзе. С одной стороны, человек выжил и спустился самостоятельно, с другой, это был общий недочет: при подъеме проблемы уже ощущались, но никто не может сказать о состоянии человека, лучше чем он сам. Валера держался, мы, соответственно, думали, что все не так плохо.

В 2018 году мы с Варварой, Сергеем Хаджиновым, другом Андреем Лехтиным и его девушкой ездили в Европу. Сходили маршрут в Шамони (там завершались сборы питерского клуба «Политехник»), затем на Маттерхорн (4 478) из Италии и Монблан (4 810) снова из Шамони.

— Мне рассказывали, что самые невероятные приключения вы пережили в Грузии.

— В августе — сентябре 2021 года состоялась поездка в Грузию, попахивающая сюрреализмом. Было несколько эпизодов, вот один из них. После акклиматизации у нас с Сергеем Серяновым и Тихоном фон Штакельбергом планировался траверс Безенгийской стены, часть главного Кавказского хребта. Мы залезли на Шхару (5 193 м). В процессе подъема нашему другу Тихону стало плохо, но мы со стороны не могли определить это точно. На вершине Шхары у нас было три ночевки. Первая — когда пришли туда, вторая — вынужденная отсидка из-за непогоды, на третий день пошли до главной вершины Шхары. У нас было задание попробовать поискать останки группы, исчезнувшей там зимой 1985/1986 года. День мы провели на снежной шапке главной Шхары с металлоискателем, лопатой и щупом. Поскольку группа была сразу после пятерки, на участниках должно было быть много «железа».

К концу дня, ничего не обнаружив, мы вернулись в нашу снежную пещеру и решили спускаться на следующий день, поскольку было видно, что Тихону лучше идти не по главному Кавказскому хребту, а вниз. На утро, когда мы были готовы спускаться, он уже не мог встать и двигаться. Мы были вынуждены обратиться к спасателям.

Уникальность ситуации заключалась в том, что мы были на вершине выше 5 тысяч, но в прямой видимости у нас находилась деревушка Ушгули и до нас добивал местный Интернет вплоть до 4G. Отсиживаясь в пещере, мы по видеосвязи виделись с семьями.

Еще удачное совпадение — у меня с собой были два заряженных пауэрбанка и телефон. Мы вызвали спасателей, с которыми списывались заранее, и запросили вертолет. Нам сказали, что поскольку в Грузии всего три 5-тысячника, то лицензии на такие полеты есть не у всех компаний, возможно, нам придется немного спуститься. Мы пришли к вершине по гребню, а по нему Тихон скорее всего идти бы не смог. А ниже лежал снег слоями со льдом. Спускаться было бы опасно либо напряжно.

К счастью, вертолет, который может летать на 5 тысяч, был найден. Нам дали контакты вертолетной компании. Параллельно мы звонили в страховое агентство, чтобы нам подтвердили вертолет. Потом дали контакты пилотов. Все это: согласования со спасателями, страховым агентством, вертолетчиками и пилотами происходило в течение 2 часов. В итоге все сложилось: прошло 5-5,5 часов с момента первого звонка спасателям до прилета вертолета. Он завис над местом, где была наша снежная пещера, и эвакуировал нас в 2 рейса.

— Как вы зарабатываете на свои поездки и в целом на жизнь?

— В Петербурге занимаюсь высотными работами. Периодически участвую в строительстве скалодромов. Еще одно направление — это контора, часть холдинга, которая занимается сдачей в аренду помещений и строительной техники. Периодически вписываюсь в другие проекты. Например, в 2016 году перед открытием футбольного стадиона «Зенит-Арена» мы занимались тем, что мыли все застекленные площади методом промышленного альпинизма, помогали с доделками по части высотных работ. В зимнее время преподаю катание на горных лыжах и сноуборде. Провожу в Хибинах школы микста. В Крыму есть возможность зарабатывать обучением, периодически вывожу туда своих клиентов. У меня широкий круг знакомств: клиентура, наработанная за последние 10-15 лет, а также команда, которая может решить ту или иную задачу.

— Что-нибудь вас связывает с Узбекистаном?

— (Антон смеется) Первопрохождение на пик Узбекистан (5 100), Памиро-Алай, ущелье Дугоба, по ледовому галстуку северной стены, 5Б к. с. с другом Алексеем Тюлюпо!

Записала Илона Ильясова